"Возможные миры Зураба Церетели"
«Возможно, в этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты – весь мир» - Габриэль Гарсиа Маркес, «100 лет одиночества».
Выстраивать образы, играя стилями, погружаться в лабиринты мифологии и возвращаясь, накладывать фантазии на реальные сцены жизни, сочинять «возможные» миры – черты характера искусства Зураба Церетели.
Живописные произведения Церетели – метафоричные, неизменно говорящие на языке притчи, будто части масштабной картины мира. Сюжеты вроде бы предельно просты, повествуют о жизни в самом обыденном ее проявлении, но рассказаны с какой-то былинной степенной значимостью. Неизменно большие грустные глаза людей, собак, лошадей, птиц напоминают нарисованное пространство жизни с глубокими аккордами переживаний. Для работ художника трудно определить стиль, какое-то одно конкретное направление. Каждому будет неизменно видеться нечто свое. В своей композиционной структуре живописные полотна похожи на ожившие сны – иногда черно-белые, иногда цветные. Трудно сказать, какой технике мастер отдает большее предпочтение, кажется, это зависит от настроения и от наличия под рукой того или иного материала, способного визуализировать возникшие в голове образы.
При этом, как главная цель творчества, как сверхзадача, в его произведениях остается незыблемым присутствие некого гена позитива, обаянию сердечных, открытых героев невозможно не поддаться.
Церетели творит свою реальность. Сюжеты есть, и их нет. Композиция, как правило, сложная, многоплановая, в ней повествование почти полностью преодолено и превратилось в событие пластическое. Когда видишь, как их автор начинает уверенной рукой вести линию, в первый момент возникает недоумение. Действительно, как в фигуре человека первым может появиться ботинок, к тому же занявший стразу центральное место в композиции? Потом появляется часть ноги до колена, а в другой части холста – без какой-либо связи – голова и рука. Но все становится на свои места, когда через пять минут может оказаться, что задуманы не одна фигура, а целых две, а может, и десять. Мастер часто заполняет все пространство листа, практически не оставляя свободного пространства. Для композиции всегда характерна некая изощренная сложность, которая одновременно ощущается очень органичной. В полотнах обычно много точек зрения, они насыщены движением, объединены «в единовременности разновременных моментов» как характеризовал подобный подход Владимир Фаворский.
Пространство Церетели – это своеобразный накопитель эмоций, здесь пустоты заполнены сочными мазками, которые образуют монументальную мозаику. Каждый из многогранников этой мозаики – «возможные» миры, границы которых пересекает художник и увлекает зрителя за собой.
Границы – интересная тема для искусства Церетели, особенно это касается его живописи. Четки границы холста, что может быть определенней?! Но если посмотреть на многие полотна, а их наберется несколько тысяч, мы увидим, как изображения не вмещаются в заданные рамки, как рука уходит за черту или голова упирается прямо в край рамы, словно в низкий потолок, и таких примеров много. Большинство фигур – словно сказочные великаны, которые переросли домик, в котором жили до сих пор. Или возникает ощущение, что пространство большое, а рисунок, его границы – это маленькое окно в бескрайний мир. Горизонт высокий, а фигуры первого плана всегда масштабные, почти заслоняющие его. Они похожи на былинных героев – богатырей, хотя это всего лишь бродячий музыкант, торговец рыбой или просто одинокий странник, бредущий, куда глаза глядят.
Соединение несоединимого, фантазия, сон, быль как явь, абсолютная реальность – вот устойчивая образная структура, которая остается и своеобразной константой для Церетели. Таинственные коды культуры Кавказа, звучащие то как абсолютная реальность, то как сказание в поэме «Витязь в тигровой шкуре», могут служить и основным источником познания жизни, и темой для творчества. Печальный шарманщик, скрипач, кинто, банщик – пестрая толпа, составляющая череду персонажей Тбилиси уходящего. Полную фольклорного задора бытописательскую сцену сменяет следующий холст а, где совсем другая история, которая скрыта за смысловой и визуальной многослойностью изображения.
Важно отметить общую устремленность к образам первоприроды, проточеловека, к красоте, лишенной пафоса, блеска, лоска, к началу, которое должно символизировать истину. История мира также значима для универсума, как и история маленького человека, его чаяния. Часто именно на контрасте, при ощущении определенного диссонанса неожиданно раскрывается главная тема, сама суть чего-то очень глобального, того самого «начала всего», ради которого, возможно, и был создан человек. Здесь хочется вспомнить знаменитый фильм «Не горюй!» Георгия Данелия, в котором герои переживают смех сквозь слезы, а радость жизни в одну секунду превращается в трагедию.
Для искусства Церетели, характерна изобразительная и энергетическая среда, свойственная так называемому «магическому реализму». Длительность времени, его искаженность или кажущееся отсутствие, движение «назад в будущее», важность самых незначительных деталей, возвращение почти сакральной ценности повседневным объектам. Прошлое контрастирует с настоящим, астральное – с физическим, персонажи – друг с другом. Визуальное многоточие произведения позволяет зрителю определить самому, что же было более правдивым и соответствующим строению мира – фантастическое или повседневное. В работах Зураба Церетели часто возникает неожиданное соединение, а порой и взаимопревращение разных предметов, человеческих фигур, животных, рыб, птиц и архитектурных конструкций, что формирует яркий пластический образ полотна в целом. Мы видим, ощущаем, что каждый лист бумаги или холст имеет множество измерений и пространственных прорывов, которые и преодолевают границы листа, и в то же время остаются в гармонии с этими границами. Мнимый хаос, наслоение разных планов, гипертрофированность трактовки формы, тем не менее, дает общее впечатление гармонии жизни, с ее резкими «углами», «заусенцами», «ухабами», всей той фактурой, которая ее составляет.
Многовековая народная культура, национальные вариации традиций скоморошничества, смеховой культуры, возвращение к изначальному, не фальшивому, подлинному через гротеск, смех, ради раскрытия потаенного, закрытого, неизвестного, но реального мира – все это можно найти практически в каждом живописном или рисунке Зураба Церетели. Романтическая фантазия сливается с обыденностью и порой торжествует над ней, исповедуя непоколебимую веру в добро, – таковы сверхзадачи магического реализма, и они органично совпадают с художественной концепцией искусства Церетели.
Гротеск – одно из характерных свойств искусства Церетели. Не найти портретов, где художник, как он сам говорит, не «утрировал» бы реальную натуру. В то же время узнаваемость большинства портретов практически стопроцентная. «Всякий хороший портрет, – говорил Энгр, – должен иметь в себе нечто от карикатуры». Художник пишет или рисует образ вроде бы реального человека, но видимое сходство для него не самоцель. Истинное удовлетворение мастеру приносит другое ощущение, которое он формулирует как «поймать характер».
«Искусство – не может быть реальным без толики ирреального. Я всегда ощущал, что красота – наоборотна. Я не знаю, как это вам объяснить… Вспомните, как выглядит наша планета. Мы парим в пространстве и не падаем. Что же это, не сон?» Марк Шагал
Трансформируя традицию, опираясь на национальные корни, Церетели стремится к синтезу реальности и мифа, его тесному сплетению в художественные «ткани». Мир фантазий – это мир эмоций со множеством оттенков, целостный, живой и многогранный образ. Эмоциональный подтекст изображения может быть истолкован и как конкретная вещь, и как символ, и как сверхчувственное, метафизическое явление. Игра со временем и невероятной реальностью, пронизанной идеями добра и любви к людям, – таков метод раскрытия бытия мира в «магическом реализме» и наиболее очевидная творческая линя Церетели.
Мастер увлеченно осмысливает пластическую природу и метафизическую сущность изображаемых предметов. Он выстраивает сложную систему намеков и ассоциаций, использует прямое и иносказательное значение вещей, чтобы в целом «повествовать» о человеческом бытии, о разных судьбах, о красоте жизни. Множество персонажей и предметов в рисунках действуют, словно по принципу калейдоскопа – при каждом движении руки на листе появляются замысловатые композиционные вариации.
Некоторые образы тяготеют к визуальным кодам, то представая в форме знака, то более многословного символа. Среди наиболее часто встречающихся образов – карты, свечи, как символ надежды, человеческой жизни и, как это ни печально, смерти тоже; рыбы – «птицы земли», символы Христа; многие знаки, которые составляют визуальную культуру многих тысячелетий. В рисунках, равно как и в живописных работах, именно рыбы чаще, чем все остальные существа и предметы, заполняют, будто случайно, пустоты на листе: то появляется корзина с рыбой, то веревка, на которой вялится рыба, то рыба на столе, а то и под столом в лапах озорного кота. В результате создается ощущение некой цепи событий.
Перед внимательным взглядом проходит череда образов, которая дает возможность каждому из рисунков вырваться за рамки обычной жанровой зарисовки. Каков бы ни был сюжет, в большинстве рисунков обязательно обнаружатся маковки церквей и часовенок, одинокий крестик в горах или среди беспорядочного нагромождения домиков шумного города. В городе или по дороге обязательно встретится торговец рыбой, а ближе к морю – рыбак. Помещенные в рисунок с умыслом или бессознательно, такие «знаки» приводят все разнообразие сюжетов, персонажей, характеров, видов и ракурсов в единое целое, отсылают к некому всеобъемлющему библейскому масштабу. Если говорить о темах в искусстве художника, это «Мужчина и Женщина», «Человек и Природа», «Бог и Человек», «Человек и его характер». Эти глобальные темы, объединяющие и библейскую историю, и народную мудрость сказок, насыщают все творчество Церетели и продолжают ту удивительную линию, которая в итоге объединяет искусство практически всех известных миру эпох. Есть незримая линия сердца, которая соединяет миры и континенты, раскрывая восприятие мира как большой творческой мастерской, где любая тема, любой герой не может быть неинтересен уже потому, что живет в этом мире.
Существует устойчивая гипотеза, что в творческой жизни каждого большого художника имеется особый мотив, который тот стремится раскрыть в каждом своем произведении. Чтобы выразить себя, Зураб Церетели прошел по разным дорогам, его линии жизни крепко сплелись в единый узел, название которому искусство. Какая же тема может называться главной, и может ли она объять все пространство его жизни и творчества? Кто-то скажет – тема Любви, Веры, Добра и будет прав. Однако, глядя на произведения мастера, убеждаешься, что главная его тема – это сама жизнь в ее сиюминутных зарисовках и монументальных полотнах вечности, в ее камерности и порой уничтожающе грандиозном масштабе. И каждый день, насыщая палитру порцией свежих красок, мастер начинает снова открывать возможные миры, которые доступны лишь художественному измерению.
искусствовед, Татьяна Кочемасова